В МИРЕ ЖИВОТНЫХ
— Лёшенька, зайчик, иди мыть ручки и завтракать.
— Я не зайчик, — насупился Лёша.
— А кто же ты? Серый волк? Мишка-медведь? — спросила мама.
— Я человек! — заявил Лёша и пошёл в ванную мыть руки, — у зайчиков и медведей лапы, а у меня руки, значит, я человек.
— Ну ты смотри, какой умный! — покачала головой мама, — между прочим, на завтрак у нас манная каша. Человеки её едят.
Настроение было испорчено безнадёжно. Что может быть противнее манной каши, да ещё с утра! Но делать нечего, назвался человеком — давись, но ешь, доказывай свою человеческую сущность. Слава Богу, сегодня суббота, и в садик идти не надо. Там воспитательница зовёт детей пингвинчиками! А Лёша видел живого пингвина, когда ходил с мамой в зоопарк. И совсем никто из группы на пингвина даже не похож. Но разве объяснишь это глупым взрослым?
* * *
— Таким образом, благодаря находкам в Африке и Китае научно установлено, что человек произошёл от обезьяны. Следовательно, мы с вами такие же животные группы приматов, только гораздо более высокоорганизованные, — говорила учительница по природоведению Нина Алексеевна, стройная красивая блондинка, меньше всего похожая на обезьяну. Дети шептались, переглядывались и пересмеивались. Лёша страдал. Он очень хотел остаться человеком.
В садике было нелегко, в школе всё стало гораздо хуже.
— Что это ещё за стадо баранов? А ну строиться!
— Почему чумазые, как свиньи? А ну мыть руки!
— Ну-ка все смотрим сюда! А то что вы, как вороны?
Это обычное дело, ещё с садика привычное. А вот после того урока природоведения ученики стали обращаться друг к другу: «Эй ты, примат!» Этого Лёша снести не мог.
— Я человек, а не обезьяна! У меня нет шерсти и хвоста!
— Примат! Примат! — закричали дети, — Макака с красной какой!
А как известно, наиболее обидное прозвище прочнее всего приклеивается. Так Лёша окончательно рассорился со своими одноклассниками.
* * *
Новенькую посадили рядом с ним. Он сначала неодобрительно скривился, но девочка была скромная и симпатичная. Вдруг она не будет дразниться?
— Тебя как зовут? — шёпотом спросила она.
— Алёша, — ответил он.
— Меня Оля, — ответила она и улыбнулась. Нет, определённо не будет дразниться. Он тоже улыбнулся ей в ответ. Ну что ж, на перемене она всё узнает.
Она всё поняла на следующий день. Подружилась с девчонками, а те ей рассказали, что Лёшка, с которым её посадили, не понимает шуток, и потому его зовут приматом и макакой. А он злится.
— Ну и что? — пожала плечами Оля, — может быть он вовсе не злой, если его не дразнить.
— Как хочешь, — сказали девчонки.
Лёша будто ожил. Оказалось, что Оля живёт на соседней улице, и домой им идти почти по пути. Он даже носил ей портфель. И с одноклассниками отношения вроде бы начали налаживаться. Ну раз за девочкой ухаживает — значит нормальный. А злить его в такой ситуации — себе дороже. Он был самым крупным мальчиком в классе, к тому же занимался дзюдо, и ударить мог больно. И ему ходить в школу стало не так противно, и даже успеваемость повысилась. Впрочем, троечником он никогда не был. Мама ещё в первом классе сказала: хочешь вырасти настоящим человеком — учись хорошо.
Так продолжалось до одного весеннего дня, когда Оля принесла в школу гороскоп.
— А ты кто по знаку зодиака?
Лёша почувствовал, что его почти наладившийся хрупкий мир близок к разрушению. Сердце замерло, но он сам нанёс первый удар.
— Я человек, — насупившись, сказал он.
— Да это понятно, что человек. Но каждый человек родился под каким-то знаком, под знаком животного. Вот я, например, родилась в августе. Я — лев. А ты?
— А я всё равно человек, — сказал Лёша.
— Да день рождения у тебя когда?
— В апреле, — ответил он.
— Ну вот, значит ты овен. Барашек, то есть. А по году рождения — огненная лошадь.
Этого Лёша вынести не мог. Он только стукнул кулаком по парте и выбежал из класса. Дружба окончилась, любовь умерла.
— Что-то ты рано приходить стал из школы, — поинтересовалась мама, — с Олей поссорился?
— Да нет, — ответил Лёша.
— Ну как же нет, я же вижу! Что случилось?
— Она такая же, как все.
— Ну а что в этом плохого?
— Она сказала мне, что я баран и огненная лошадь!
— Ну и что? Это по гороскопу что ли?
— Да.
— Ну и что же? Да мы все по гороскопу кто-то. Вот я, например, скорпион. А папа твой... был... козерог. Впрочем, теперь понимаю, почему ты у нас такой родился, непримиримый и ядовитый. Что ещё может получиться из такого сочетания?
— Мама, как ты не понимаешь? Я хочу быть человеком и только. И никем другим!
— Я понимаю. Только никак без этого нельзя. Ведь у каждого человека есть год и день рождения. А ещё месяц, час, минута... говорят, есть и такие гороскопы. Так что от сравнения с животными никуда не уйдёшь. Да и потом, что тебе не нравится, я никак не могу понять. Разве лошадь — плохое животное? А овен, барашек то есть?
— Мама! — закричал Лёша, — я челове-е-е-е-е-ек! — и выбежал из комнаты, хлопнув дверью.
— Такой же упрямый осёл, как папаша, — вздохнула мама, — карма!
* * *
— Алёша!
Он обернулся. На другой стороне улицы стоял мужчина. Обыкновенный мужчина, только какой-то поношенный. На лице клочковатая щетина, на голове мятая кепка, на теле грязное пальто и столь же грязные джинсы, на ногах стоптанные ботинки. Он не сразу узнал в мужчине того, чью фотографию он видел как-то в детстве.
— Это твой папа, — сказала мама, — он ушёл от нас, — и спрятала фотографию, и больше не говорила на эту тему.
Лёша смотрел на мужчину и видел, как у того мутнеют глаза.
— Ты узнал меня, Алёша?
Мужчина быстро перешёл улицу и, подойдя к Лёше вплотную, смахнул слезы.
— Неужели узнал? Ты ведь совсем маленький был! Вот такая крошечка! Ну что ты молчишь? Я ведь твой папа...
— А откуда вы знаете, что я это я, если я был вот такой крошечкой?
— Ну как же мне родного сына не узнать! Да я ведь тут недалеко живу, видел тебя часто, видел, как ты растёшь... Я виноват перед тобой и перед мамой, Алёшенька! Очень виноват! Я ведь бросил вас одних. Молодой был, веселиться хотелось, радоваться жизни, а не пелёнки стирать. И думал, ещё долго молодым буду. А вот уже и сорок лет мне, и болен я так, что медицина вылечить не может. И один остался. Вот, хожу кругами, смотрю на своё счастье, от которого отказался.
На Лёшу пахнуло застарелым перегаром, и он понял медицинские проблемы человека, назвавшегося его отцом.
— Ну и что вам от меня надо? — спросил он.
— Да ничего, собственно... просто так вдруг защемило. Я понимаю, что вы меня обратно не примете... но хоть в гости ко мне заходи иногда. Я один живу. Родители мои, бабушка и дедушка твои, умерли, теперь у меня жильё есть. Приходи, а?
— Зачем?
— Одинок я, Алёша. Никого нет у меня.
Матери Лёша ничего не сказал. Зачем говорить? Только расстраивать бедняжку. А идти к этому субъекту, назвавшемуся отцом, не побоялся. Что этот мозгляк сделает ему, занимающемуся четвёртый год в секции дзюдо?
Отец жил в старом девятиэтажном доме в однокомнатной квартире на втором этаже. В квартире было темно и грязно.
— Видишь? Холостяцкий быт! — сказал отец. Похоже, он был слегка навеселе, — проходи на кухню, располагайся. Я вот печенья купил, сейчас чаю попьём. Только мух разгоним... Кыш! Кыш, птицы противные!
Он замахал руками над столом, на котором лежали какие-то замусоленные бумажки и огрызки.
— Не надо чаю, я не хочу.
— Ну тогда посиди просто. А я с твоего позволения лекарства глотну. Это для язвы, боль снимает, — пояснил отец, наливая полный стакан водки, — ну, ффу!
И выпил залпом.
— Правду говорят, что сладких лекарств не бывает. Ты, Лёшенька, так на меня не смотри, — оживился он, — конечно, можно сказать, что я пьяница и скотина. Но ведь и жизнь у меня была не сахарная. Ты-то от мамки всё имел: и игрушки, и конфеты, и лекарства нормальные. А я с родителями рано расстался. Они меня считали бараном, потому что я жил так, как хотел, сам в жизни пробивался, сам свои шишки набивал. Ну, жизнь сильнее меня оказалась... Потому я и здесь. Но ты, Лёша, на внешнее не смотри. Ты пойми, что если человек живёт в такой конуре, это ещё не значит, что он свинья. Понимаешь? Я ещё встану на ноги. Погоди, где-то у меня тут пиво было. Пиво будешь?
— Нет.
— А что? Ведь можно же, там и алкоголя почти нет.
— Я спортсмен, дзюдо занимаюсь.
— Вот! Вот это правильно! — отец открыл холодильник, достал пиво, открыл и налил в тот же стакан, — спорт — это правильно, уважаю. Сам вот, дурак, не занялся в своё время. Сейчас бы был — огого!
Он выпил пиво, сел и обмяк на своём табурете.
— Да я многим мог бы заняться, и хотел, да вот не получилось. Надо было жизнь строить. Женился вот на твоей мамке. Потом ты родился. Я посмотрел на неё и подумал: вот я такой орёл, а она уже сейчас в гусыню превратилась. А что будет лет через десять? В тридцатник — рабочая лошадь с грыжей? Зачем орлу лошадь? Орлу небо нужно! И ушёл. Эх и полетал же я! Но, видно, есть время и по земле поползать. Но я ещё взлечу! Если ты мне поможешь, конечно. Ведь у меня теперь есть сын, родная кровь, он меня не бросит. Правду я говорю? — он поднял мутный глаз и, Лёше показалось, хрюкнул.
Лёша быстро повернулся и выбежал из квартиры с намерением больше сюда никогда не возвращаться.
* * *
Может быть с этого дня, может быть чуть раньше или позже, Алексей стал внимательно присматриваться к людям. Сначала, конечно, к маме. Похожа она на гусыню? Или на лошадь? К немалому своему огорчению он увидел, что определённые черты просматриваются. Она действительно ходит, чуть переваливаясь. Ноги болят. Ещё с беременности им, Алёшей. И осанка. Видно, что привыкла носить тяжёлые сумки и ходить в неудобной обуви. А когда смотрит сериал по телеку, надевает очки и слегка оттопыривает нижнюю губу. В профиль — настоящая лошадь в очках. Боже мой, это мама? Самая любимая и прекрасная женщина на свете? Нет, не может этого быть.
Школа окончена. Успехи в дзюдо позволили думать о поступлении в институт физкультуры. Учёба и тренировки, участие в соревнованиях, до одурения, до потери памяти. Соревнования выигрывались одно за другим. Стоит только подумать, что вот этот человек, стоящий напротив, может назвать тебя приматом или макакой, и он проиграет!
Так и было, пока однажды не приехал противник из другой области, чьё мастерство оттачивалось международными турнирами. В этом бою Лёша получил травму. Соперник был не виноват, и искренне сожалел о случившемся. Так или иначе, Алексей на некоторое время был выбит из спорта. Операция прошла успешно, но реабилитационный период ожидался долгим.
В больнице его, кроме мамы, навещала девушка из группы — Аня. Маленькая, хрупкая, и не скажешь, что тоже дзюдоистка. Алексею она нравилась: простая, без претензий. Никаких гороскопов, никакой фантазии. Только учёба и спорт на уме. Да, собственно, о чём ещё и думать с такой внешностью? Ножки кривые, волосёнки жидкие, личико страшненькое. В общем, с ней ему было легко. Приходит, щебечет о делах в группе, о соревнованиях, да жалуется на старые травмы. Можно даже не вслушиваться, а закрыть глаза и думать о своём, только изредка невпопад поддакивая. Она не заметит, что невпопад. Привыкла, что никому не интересна.
Из больницы он вышел быстро, но предстояло ещё лежать дома и три раза в неделю ездить на другой конец города на лечебную физкультуру. Слава Богу, зима закончилась, снег и лёд сошли, но всё равно на костылях было неудобно. И тут выручала Аня. Она пропускала занятия, чтобы сопровождать его, покорно ждала в коридоре, пока врач, крупный мужчина с большими волосатыми руками, проведёт сеанс, и потом отводила полуживого Алексея обратно домой. Лёша процедуры не любил: они были очень болезненны. И отыгрывался на Ане за эту боль, ругал её, капризничал. Она мужественно терпела, доводила его до дома, а потом исчезала, чтобы возникнуть через день и снова вести его на экзекуцию. Даже мама была сражена этим героизмом. Впервые увидев Аню, она испугалась: неужели это чучело и её дорогой красавец-сын...? И устроила ему допрос с пристрастием.
— Мама, да ты посмотри на неё! Как ты такое могла подумать?
— Ну знаешь ли! Ещё и не такие бывают, и отбоя от мужиков не знают. Это природа. Инстинкт сильнее эстетического чувства. Можешь ты контролировать инстинкты?
— Я человек, — сказал Алексей, уже скорее по привычке.
— Да, ты человек. И все — люди. Но животные инстинкты сильнее нас. И что тогда делать, если ты со своим тоже не совладаешь? Вот это — и будет жить с нами?
— Мама! Ничего не будет! Я человек, а не животное!
Ане он ничего не сказал, и она продолжала приходить. Мамино сердце потихоньку оттаивало. Тем более, Аня не старалась задержаться дольше, чем было необходимо, а превращалась в тень и растворялась где-то в обивке входной двери. Конечно, можно было бы сказать ей, чтобы не приходила, но тогда стало бы совсем противно. К тому же, пресловутые инстинкты... Что бы он там ни говорил, но они были сильны. А раздражители повсюду! Включишь телек — там роковая обольстительница уговаривает тебя купить лимонад. Откроешь журнал — и там сплошные части тел, призывающие человека расстаться с деньгами. Денег у него не было, приобретать он ничего не хотел, оставалось только глазеть и чувствовать пробуждение пресловутого инстинкта. И осознавать своё поражение, так как словами «я человек, а не животное» усыпить его не удавалось. И это было чудовищно. Аня, как ни странно, помогала ему, а не инстинкту. Стоило представить её на месте какой-нибудь из журнально-рекламных красавиц, как инстинкт съёживался, стушёвывался и превращался в тряпочку. Рядом с ней он начинал чувствовать себя человеком.
Так прошла весна. Как хорошо было раньше, когда тренировки отнимали все силы, и подумать ни о чём просто не было времени! Более-менее спокойно было зимой, когда можно было выключить телек или отбросить журнал. А теперь обнажённые женские тела заполнили улицы. И не было никакого спасения. В один из первых тёплых майских дней Аня пришла в коротком платьице. Алексей мрачно посмотрел на неё.
— Что, мне не идёт? — спросила она растерянно. Он ничего не ответил, и она смутилась окончательно и стала оправдываться, — да надоели мне джинсы за зиму, телу надо отдохнуть, подышать. Тебе не нравится?
Он только махнул рукой. В конце концов, так она выглядит ещё нелепее, и будет служить хорошим противоядием от уличных соблазнов. Однако, облегчения он не получил. Наоборот, оказавшись с ней на улице, он ощутил стыд от того, что это нелепое некрасивое существо рядом с ним, да ещё проявляет о нём заботу. Он грубо оттолкнул её руку, которой она пыталась его поддержать, и с трудом зашагал сам.
— Лёшенька, осторожно! — воскликнула она.
— Отстань от меня! — крикнул он, брызнув слюной, — что ты лезешь? Я сам могу. Хочешь помочь — не мешай и иди спокойно.
Она надула губки, но ничего не сказала. В больницу они опоздали, и врач отчитал Аню. На тренировке Алексей сильно устал и на обратном пути не стал привередничать. Аня поддерживала его, а когда, зайдя в подъезд, они обнаружили, что не работает лифт, она буквально взвалила его на плечи и потащила на четвёртый этаж.
— Что случилось? — спросила мама, открыв дверь.
— Пустяки, — задыхаясь ответила Аня, — лифт не работает, так мы пешочком. Хорошая тренировочка.
— Анечка! Так ты этого лося на себе волокла? Господи! Ну-ка, давай его сюда, а сама проходи на кухню.
— Я сам, — сказал Алексей, оттолкнув и маму, и Аню и после первого же шага споткнулся и рухнул на тумбочку.
— Господи, горе ты моё упрямое! Ну давай же! — мама подхватила его сильными руками и повела в комнату.
Аня, воспользовавшись суматохой, выскочила из квартиры. Мама, усадив Алексея в кресло в комнате, выбежала в коридор и позвала её, но было уже поздно.
— Как нехорошо получилось, — сказала она, вернувшись, — надо было её хотя бы чаем угостить.
— Да ладно, обойдётся, — сказал Алексей.
— Ну конечно! Ты ведь посмотри, что за девочка! Как я в ней ошибалась! Ведь золото! Как она нянчится с тобой, оболдуем! И как терпит! Любая другая уже бросила бы тебя давно, с твоим характером. А она, как верная собачонка...
— Хочешь собаку — давай заведём.
— Да ну тебя! — мама махнула рукой и ушла на кухню.
* * *
В следующий раз Аня пришла, как ни в чём ни бывало. Мама встретила её ласково:
— Ой, Анечка, золото наше, пришла! Проходи пожалуйста. Может, чаю попьёшь? Время-то ещё есть. А что ты в прошлый раз убежала?
— Торопилась, — сказала Аня, и видно было, что соврала.
— Ну сегодня-то торопиться не будешь? Останешься?
Аня посмотрела на Алексея. Он поморщился, но промолчал.
— Не знаю, — сказала Аня, — всё будет зависеть от длительности тренировки.
— Ну уж вы там постарайтесь не затягивать.
— Это доктор решает.
— Ну Бог с вами, идите.
Мама оттопырила нижнюю губу, повернулась и взмахнула пышным лошадиным хвостом.
На улице Алексей снова оттолкнул Аню.
— Лёша, не отталкивайся. Тебе ещё пока нужна помощь. Ведь помнишь, как в прошлый раз было?
— Помню. Выходить надо раньше.
— Извини, я раньше не могу.
— Да что ты вообще можешь? Только под ногами путаешься.
Аня опять промолчала. Действительно, собачонка. Побитая дрожащая собачонка с поджатым хвостом. Кажется, даже пахнет от неё псиной. Какое убожество! Ну что это за жизнь! Все вокруг — звери.
— Ладно, пойдём.
На тренировку они всё-таки опоздали. Аня опять получила выговор от доктора и выслушала его молча. Гориллоподобный доктор разминал и растягивал Алексея, кажется, с каким-то ожесточением. После занятия Алексей пошёл в душ смыть с себя его обезьяний запах.
На обратном пути Алексей снова шёл сам. Ему было очень тяжело, но опираться на Аню было для него совсем уж невозможно.
Забираясь в автобус, он оступился и упал. Упал нехорошо, лицом, рассёк бровь о металлический порожек. Люди, чертыхаясь, полезли прямо по нему, лежащему. Аня громко закричала:
— Расступитесь же! Не видите, человек упал! Помогите!
— Это — человек? — какой-то мужик легонько пнул Алексея и, перешагнув через него, пролез в автобус.
— Куда же вы, девушка, его ведёте такого пьяного? — спросила какая-то женщина.
— Он не пьяный, он болен! — кричала Аня, — люди! Ну помогите же! Он сам встать не может. У него позвоночник повреждён, мы на процедуре в больнице были.
Какой-то парень подхватил Алексея под плечи и, подняв, отвёл на скамейку.
— Спасибо вам, — сказала Аня, — хоть один человек нашёлся.
— Да ничего. Платок у вас есть? Кровь ему стереть.
— Есть. А вы автобус пропустили.
— Ну что же, видно судьба такая. Меня тоже так вот пинали. Однажды ночью на тёмной улице дали добрые люди по башке, ограбили и бросили. Утром очнулся, побрёл домой. А голова гудит, плохо с ориентацией. Да грязный ещё, провалялся ведь неизвестно где всю ночь. Вот тоже так в автобус влазил, и по мне вся толпа пробежалась. Люди ведь, в сущности, бараны. Только у меня такой самоотверженной подруги не было. Так что тебе, парень, повезло в этой жизни.
— Да не подруга она, — сказал Алексей, — просто учились вместе.
У Ани, прижимавшей платок к его рассечённой брови, только дрогнула рука.
— В таком случае советую присмотреться повнимательнее к тем, с кем учишься. А вам, девушка, удачи.
Парень ушёл. Только прежде, чем завернуть за угол, обернулся. Голова его была украшена великолепными лосиными рогами. Алексей моргнул и взял платок из Аниной руки.
— Давай я подержу. Я способен.
Аня отпустила платок и отвернулась. Подошёл автобус. Алексей сделал попытку встать, но у него не получилось. Аня сидела не шевелясь. Автобус ушёл.
— Это был наш, — сказал Алексей.
Она не ответила.
— Ну ты что, теперь обижаться вздумала? Эй! — он взял её за плечо и повернул к себе. Её некрасивое лицо было мокрым и совсем безобразным. Она плакала. Тут он заметил, что в ушах у неё висят красивые серёжки, а в растрёпанных волосах спрятана заколка со стразами. Выглядело это так нелепо, что он едва не рассмеялся. Она снова отвернулась.
— Ну что ты за мелодраму тут устроила!
— Я всё понимаю, — сказала она, — да я всё с самого начала понимала. Кто я тебе? Никто! Учились вместе. Когда-то...
— А разве не правда?
— Правда.
— Ну а чего ты тогда?
— Да ничего. Дура. Я хотела стать для тебя кем-то. Шансов на любимую девушку, конечно, у меня не было. Куда мне со свиным-то рылом? Зубы кривые, нос на сторону, рожа в прыщах... Но хоть сиделкой при тебе, медсестрой. Рядом быть. Да просто собачонкой... Раз уж киской не получится. И то не нужно. Я всё понимала. Но надеялась. Вот, платье красивое надела, серёжки. Ты заметил. Рожу сморщил. Собачонка в платье!
Она порывисто встала и быстро пошла прочь, а потом побежала. Поджала хвостик и заднюю лапку, и на трёх лапах скрылась за углом.
Алексей устало откинулся к стене остановочного павильона. Бровь болела, кости ныли. Надо было как-то добираться домой, но сил никаких не было. И Аня ушла. Да и ладно. Нужна будет собака, заведу собаку, устало подумал он и прикрыл глаза.
Городской шум. Шуршание шин по асфальту, как шум высокой травы в саванне. Каблучки по асфальту, как копытца. Кроссовки — мягкие лапы. Рядом стоят двое, что-то бубнят. Это антилопы. Хвостами машут, отгоняя мух. Вот мимо прошёл жираф.
— Молодой человек, вам плохо?
Какой добрый жираф. Даже разговаривать умеет. Но до чего смешные рожки у жирафов! Алексей засмеялся. Жираф обиделся и ушёл. Рядом с антилопами встал крокодил. Интеллигентный такой крокодил, в пиджаке и брюках. Крокодил, крокодил, он по улицам ходил, по-турецки говорил... Мобильник зазвонил. Это у крокодила. И точно — по-турецки отвечает! Вот старая жаба подползла, села рядышком. Кыш! Кыш, кому говорю! Автобус подошёл. Жаба подхватилась, растолкала стайку молодых куниц и ловко впрыгнула в него. Крокодил уехал на такси, антилопы тормознули маршрутку. Подошла странная парочка: беременная зебра и медведь. Алексей снова засмеялся. Интересно, что у них родится? Что вы смотрите на меня? Я в школе по биологии генетику изучал, ничего у вас не получится. Не твой это ребёнок, медведюшко. Медведь подошёл и приподнял Алексея со скамейки. «Не садись на пенёк, не ешь пирожок». Эй, медведь, ты какой-то недобрый...
Дальнейшее Алексей помнил плохо. Были какие-то звери вокруг. Были овцы. Были козлы. В форме, с погонами. Он им так и сказал: вы козлы. Они, кажется, обиделись. Отправили в обезьянник, где почему-то не было ни одной обезьяны, зато были хорёк и кенгуру. А в соседней клетке сидели кошка и опоссум.
— Эй, а люди-то где? Люди! Люди! Ау!
Сейчас будут тебе люди. В клетку в сопровождении молодого козлика вошли два буйвола и взяли Алексея под руки. Потом на него надели рубаху с длинными рукавами, которые завязали за спиной.
— Эй, что вы делаете с человеком?
Быки что-то промычали и запихнули его в машину. Он попробовал поотбиваться, но силы окончательно покинули его и, растянувшись на кушетке, провалился в небытие.
Очнулся он нескоро. Кушетка под ним была неподвижна. В помещении был яркий свет от висевшей под потолком лампочки. Кто-то наклонился над ним.
— Где я? Кто это?
— Ты теперь у нас, парень. Будем знакомиться. Я философ Диоген, в миру Игнатий Иванович. Это Миша, он не говорит. Там, в углу, Степан Афанасьич, как ни странно, Наполеон. Тут ещё ребята живут, от армии косят, но их сейчас нет, к ночи придут.
Алексей сфокусировал зрение и увидел перед собой сморщенное старческое лицо.
— Так вы — люди?
— Люди, милый, люди. А ты как думал?
— Наконец-то! — блаженно прошептал он и закрыл глаза.